Сергей Евсеев, Владимир Щуко, Владимир Гельфрейх.
"Ленин говорит с броневика".
1926.
В советское время не было в «городе Ленина и трёх революций» места более ленинского, чем это место на берегу Невы. Сюда можно было попасть, приехав на станцию метро «Площадь Ленина» Ленинградского ордена Ленина метрополитена имени В. И. Ленина и выйдя на площадь Ленина, где стоял памятник Ленину. Советская идеология придавала факту приезда на Финляндский вокзал Петрограда 3 апреля 1917 года эмигранта В. И. Ленина не меньшее значение, чем человечество придаёт высадке первого человека на Луне. Неудивительно, что факт этот был предельно мифологизирован, запечатлён в скульптуре, живописи, кино.
То, что Ленин приехал в Петроград 3 апреля, сомнений не вызывает. В марте – начале апреля 1917 года сюда во множестве приезжали из-за границы эмигранты-революционеры, которых торжественно, с музыкой, знамёнами встречали руководители Петроградского совета во главе со своим председателем Чхеидзе. Так было и на этот раз: когда Ленин с большим букетом цветов в руках вошёл в бывший Царский павильон, ему навстречу вышел Чхеидзе с приветственной речью. В. С. Войтинский, встретивший Ленина возле зала, вспоминал: «Пять минут спустя, отвечая на приветствие Чхеидзе, он уже громил Временное правительство за его преступную империалистическую политику и развивал план превращения всемирной войны во всемирную социалистическую революцию. Говорил Ленин со своей обычной манерой безграничной уверенности в правильности намечаемого пути, с обычной полуснисходительной, полупрезрительной усмешкой по адресу «дурачков», которые этого пути не видят и воображают, будто они делают революцию, тогда как в действительности выполняют обычное дело лакеев империализма. Помню почти всеобщее впечатление недоумения, я сказал бы даже некоторого конфуза. Но слова Ленина производили впечатление на толпу. Подкупали обычные свойства ленинских речей – простота построения, элементарность доводов, безыскуственность формы и, главное, побеждающая все сомнения уверенность оратора. С вокзала поехали в особняк Кшесинской». Как мы видим, мемуарист ничего не говорит о речи Ленина с броневика. Другой мемуарист, большевик Суханов, также обратил внимание на несоответствие речи Ленина общим настроениям, а затем писал: «Официальная и публичная часть встречи была окончена <…>. С площади сгорающая от нетерпения, от зависти и негодования публика уже недвусмысленно ломилась в стеклянные двери. Шумела толпа и категорически требовала к себе, на улицу, прибывшего вождя <…>. При новой «Марсельезе», при криках тысячной толпы, среди красных с золотом знамён, освещаемый прожектором, Ленин вышел на парадное крыльцо и сел было в пыхтящий закрытый автомобиль. Но толпа на это решительно не согласилась. Ленин взобрался на крышу автомобиля и должен был говорить речь. «…Участие в позорной империалистической бойне… ложью и обманом… грабители-капиталисты…» - доносилось до меня, стиснутого в дверях и тщетно пытавшегося вырваться на площадь, чтобы слышать первую речь к народу новой первоклассной звезды на нашем революционном горизонте. Затем, кажется, Ленину пришлось пересесть в броневик и на нём двинуться в предшествии прожектора, в сопровождении оркестра, знамён, рабочих отрядов, воинских частей и огромной «приватной» толпы <…> в большевистскую резиденцию – дворец балерины Кшесинской… С высоты броневика Ленин «служил литию» чуть ли не на каждом перекрёстке, обращаясь с новыми речами всё к новым и новым толпам. Процессия двигалась медленно. Триумф вышел блестящим и довольно символическим». Из воспоминаний затиснутого в дверях и не видевшего подробностей Суханова следует, что Ленин произносил свою речь с крыши автомобиля, затем пересел в броневик, на котором поехал, и по дороге с него произносил речи. И всё же факт выступления Ленина именно с броневика у Финляндского вокзала зафиксирован в мемуаристике человеком, который был непосредственным свидетелем происходящего. Это был водитель броневика М. С. Огоньян. Много лет спустя он рассказывал: «Вот так я оказался на вокзале. Вскоре мы услышали паровозный гудок. Заиграла музыка на перроне. Толпа на площади заколыхалась. Потом в дверях вокзала показался Ленин. Он прошёл к легковой машине и хотел, видимо, говорить речь оттуда. Но росту-то он, сами знаете, невысокого, и народу не видать. Тогда рабочие и солдаты подняли его, помогли встать на броневик. Слушали мы Ильича внимательно. Под конец речи он выбросил вперёд руку и сказал более громко: «Да здравствует социалистическая революция!» Прожекторы тогда светили, и видно было Ильича хорошо. Потом ко мне подошёл Елин (ефрейтор, командир Огоньяна. – Е. А.) и от имени Подвойского передал, что вести броневик, на котором поедет Ленин, поручается мне. «Поезжай тихо, на первой передаче, - сказал тогда Елин. – Мы пойдём рядом». <…> Владимир Ильич устроился со мной рядом, поздоровался, и я тронул. <…> Народу на улице было много. Несколько раз мы останавливались, и Ленин обращался с речью к окружающим». Кажется, что Огоньян уточняет сведения зажатого в толпе Суханова: Ленин было полез на автомобиль, но потом взобрался на броневик и, как писали советские беллетристы, «распахнулось пальто, привычно скользнула за пройму жилета левая рука» и полилась речь. Итак, факт очевиден – Ленин выступал с броневика у вокзала. Об этом записал в дневнике даже великий князь Андрей Владимирович: «Уезжая с вокзала, Н. Ленин произнёс речь, которую закончил словами: “Да здравствует социальная революция”». При этом отметаю сомнения скептиков в том, что неспортивный вождь вряд ли мог говорить с башни броневика, рискуя сверзиться вниз. Фотографии той поры показывают, что высота броневика от земли до верхушки башни невелика – не более 2,5 метров, а Ленин был человеком не робкого десятка, да и на карту было поставлено слишком много, чтобы убояться этой смехотворной высоты.
Когда в 1924 году решили поставить памятник вождю, то на конкурсе почти в каждом проекте фигурировал броневик под Лениным в окружении народа (отсюда и название памятника), и только театральный художник С. А. Евсеев в компании с архитекторами В. А. Щуко и В. Г. Гельфрейхом в своём одобренном властью проекте оставили от броневика лишь стилизованную башню, которая одна и составила с Лениным скульптурную группу. Памятник открыли в 1926 году напротив Царского павильона в створе Симбирской улицы (ул. Комсомола). Любопытно, что при открытии памятника на трибуне не было главного создателя монумента Евсеева. Он пришёл к месту открытия, но у него не было пропуска, его к трибуне не пустили, Евсеев не настаивал, так и простоял весь митинг в толпе. Вообще памятник выглядел на своём месте вполне скромно, но в 1945 году его перенесли ближе к Неве, в центр образованной площади, причём водрузили на насыпанное возвышение так, что Ленин стал возвышаться над всеми окрестностями гигантским нечеловеческим истуканом. Нельзя не увидеть в этом эволюцию «бронзования» образа Ленина – такого Ильича-вождя так запросто уж не возьмёшь под бочок и не подсадишь на броневичок. Окончательно оформился отдающий холодом ансамбль с возведением в 1960 году нового здания вокзала, а от старого Царского павильона оставили на стене правого крыла вокзала только контур, что тоже символично. И последнее. Историки единодушны: ныне хранящийся броневик «Враг капитала» не является подлинным и выпущен не ранее осени 1917 года, и в руках у вождя не могло быть кепки (её Евсеев стыдливо засунул Ленину в правый карман) – известно, что по пути на родину, в Стокгольме, вместе с новым костюмом и пальто товарищи купили вождю котелок.
Евгений Анисимов. «Письмо турецкому султану. Образы России глазами историка». Санкт-Петербург, «Арка». 2013 год.
* * *
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:
/00.jpg)
